Почитание пророка Мухаммада (C)

Его поведение, действия и слова служили образцом для благочестивых, стремившихся подражать ему даже в мельчайших деталях внешней жизни: в одежде, в форме бороды, в соблюдении правил омовения, даже в предпочтении некоторых блюд.Почитание Пророка обрело новое измерение, когда его биография обросла множеством легенд. Сам Мухаммад отвергал легенды и запрещал почитать себя как личность; он считал, что совершил только одно чудо — передал слова Корана своему народу. Однако молва приписывала ему множество чудес: с ним говорила газель; пальма вздыхала, когда он переставал опираться о ее ствол во время произнесения проповеди; отравленное баранье мясо предупреждало его, чтобы он его не ел; платок, которым он вытирал рот и руки, не горел в печи. Поэты восторгались благородными качествами его тела и души. Поскольку мусульманская традиция запрещает изображение, перечни высоких качеств Мухаммада (хилйа), выполненные изысканным каллиграфическим письмом, украшали стены домов. Такие хилйа еше и сегодня продаются во дворах некоторых турецких мечетей.Личность Пророка стала медиумом религиозного опыта, хотя, рассуждая феноменологически, главное в исламе — Коран, прямое Божественное откровение, а не передавший его посланник. Однако мусульмане чувствовали, что фигура Пророка необходима для поддержания мусульманской веры в ее «юридическом» аспекте (как на то указано во второй части формулы исповедания веры). Пророк, как говорит Руми (Маснави, 3:801), — посланное Богом испытание для человека. В противовес таухиду Иблиса, готового склониться только перед Всевышним, Бог поместил между Собою и человеком Пророка, чтобы уничтожить этот соблазн, могущий в конце концов привести к пантеизму и смешению всех религиозных вероучений. Фигура Мухаммада определяет специфику ислама и отличает его от всех иных форм веры. Мистики, которые пользовались только первой частью формулы исповедания веры, не признавая особого положения Мухаммада, легко впадали в радикально-пантеистическую интерпретацию ислама.Некоторые ранние мистики могли утверждать, что их любовь к Богу не оставляет места для любви к Пророку. «Однажды я увидел Пророка во сне. Он спросил: “Любишь ли ты меня?”. Я ответил: “Прости, но любовь к Богу поглотила меня целиком и не позволяет любить тебя”. Он сказал: “Всякий, кто любит Бога, любит меня”» (Сана’и Диван, 2:41). Были и такие, кто не хотел упоминать имя Пророка рядом с именем Бога в призыве на молитву (Рисала, 17). Но начало подлинно мистического восприятия личности Мухаммада восходит к первым десятилетиям VIII в. Личность Мухаммада идеализировал в своих сочинениях Мукатил, именно этот мистик истолковал вторую фразу айат aн-нур, «Стиха о свете», (Коран 24:35) как относящуюся к Мухаммаду, чей свет сияет в других пророках (Nwyia, 93–94). Харраз развил мысль Мукатила; Халладж в своей Китаб ат-тавасин также уделил много места восхвалению Пророка как первого сотворенного существа, чей свет предшествовал всему и является частью Божьего света. В том же ключе высказывается и ‘Аттар:Душа происходит из абсолютного света, не из чего другого, —А значит, она происходит из света Мухаммада,не из чего другого (Мусибатнаме, 358).В поэзии Халладжа Пророк прославляется и как причина, и как цель творения. Для придания этой идее большей убедительности ее облекли в форму хадиса кудси: лаулака ма халакту’л-афлака — «если бы тебя не было, я бы не создал небеса». Мир был сотворен ради предвечной любви, манифестировавшей себя в пророке Мухаммаде. Самому Пророку приписывают слова, проливающие свет на его особое положение: «Первое, что сотворил Бог, был мой дух», «Я уже был пророком, когда Адам пребывал между глиной и водой».Идея «света Мухаммада», по-видимому, окончательно сформировалась около 900 г. Сахл ат-Тустари говорит о трех Божьих светах, первый из которых — Мухаммад, Его приближенный друг: «Когда Он захотел сотворить Мухаммада, Он явил свет от Своего света, и этот свет осветил все царство». Самая знаменитая из приписываемых Мухаммаду молитв — это молитва о свете, которую особенно ценили исламские мистики. Ее цитировал Абу Талиб ал-Макки, ей обучал своих последователей Газали, а индийский мистик XVIII в. Мир Дард, умирая, переписал ее собственной рукой как предсмертную мольбу:О Боже, ниспошли свет моему сердцу, и свет моему языку, и свет моему слуху, и свет моему зрению, и свет моим чувствам, и свет всему моему телу, и свет передо мной, и свет позади меня. Дай, молю Тебя, свет моей правой руке, и свет моей левой руке, и свет надо мной, и свет подо мной. О Боже, приумножь свет во мне, и ниспошли мне свет, и сделай меня просветленным! Процитировав эту молитву, Макки дает к ней комментарий: «Таковы светы, о которых просил Пророк; воистину, обладать всем этим светом может только тот, кого созерцает Свет Светов». Сана’и связывает хадис о том, что адское пламя страшится света правоверного, с концепцией света Мухаммада:Когда твое сердце наполнится Светом Ахмада,Тогда знай наверняка, что ты спасен от [адского] пламени Хадикат, 202).Даже не зная всех этих возвышенных рассуждений о свете Пророка, которым предстояло развиться в сложные мистические системы, верующие просто любили Мухаммада. Ибо любовь к Пророку ведет к любви к Богу — мысль, которая в более поздний период суфизма нашла выражение в теории фана фи‘р-расул. Согласно этой теории, мистический Путь не ведет прямо к Богу. Сначала мистик должен пережить (само)уничтожсние в своем духовном наставнике, который действует как наместник Пророка; потом — фана фи‘р-расул, «(само)уничтожение в Пророке»; и только потом он может надеяться достигнуть (если это вообще случится) фана фи Аллах, «(само)уничтожения в Аллахе». Тур Андре в мастерски выполненном исследовании показал, как почитание Пророка на протяжении первых шести веков исламской истории непрерывно возрастало — пока мистицизм Мухаммада не был систематизирован в трудах Ибн ‘Араби и его последователей.С конца XI — начала XII в. почитание Пророка обрело зримые формы в праздновании маулид, дня его рождения, который приходится на 12-е число Раби‘ ал-аввал, третьего месяца мусульманского лунного года. Этот праздник и сегодня отмечается во всем мусульманском мире. Количество стихотворений, написанных по случаю маулид на всех исламских языках, неисчислимо. С восточной и до западной окраины мусульманского мира благочестивые мусульмане используют день рождения Пророка как прекрасный повод, чтобы проявить свою горячую любовь к нему в песнях, стихах и молитвах. Но, пожалуй, нигде простодушное упование на милость Пророка и его заступничество в Судный день не нашло столь совершенного выражения, как в Турции. Турецкий поэт Сюлейман Челеби из Бурсы (ум. 1419) пересказал историю рождения Мухаммада в своем Мевлюд-и шериф, в жанре маснави («парнорифмуюшихся строк»). Его трогательно бесхитростные стихи написаны наипростейшим из возможных метров и на сладостную мелодию. Эту поэму все еще читают во многих турецких семьях: на юбилеях, или на сороковой день после утраты близких, или во исполнение обета. Литературные параллели к центральной части поэмы Челеби, великой главе Мерхаба («Приветствие»), были обнаружены даже в далекой Индии, где в XIVв. Абу ‘Али Каландар приветствовал новорожденного пророка:Привет тебе, о соловей древнего сада!Расскажи нам о прекрасной розе!Привет тебе, о удод счастливых предсказаний,привет тебе, сладкоязычный попугай! (3,109).В массовом сознании Мухаммад прежде